Фотограф, 63 года. Родился в Канаде, живет в Вербье с 1970 года.
В Вербье я оказался случайно. Выучившись на чертежника, я устроился на фабрику в окрестностях Торонто, но работа мне не понравилась. И тогда коллега, который был родом из Цюриха, посоветовал мне побывать в Швейцарии. Я купил билет в одну сторону, прилетел и поселился в хостеле в Лейзане. Вскоре соседи по хостелу арендовали на зиму шале в Вербье и позвали всех остальных поехать с ними. Несколько человек, включая меня, согласились. До этого я никогда не слышал о Вербье. Мы были молоды и безумны в то время, что и говорить.
Денег не хватало, и мне пришлось устроиться на работу – мойщиком посуды. Потом я начал учить французский язык и нашел работу в баре. Тогда без французского никуда не брали, потому что по-английски мало кто говорил. Это был хороший горнолыжный курорт, но не такой большой, как сейчас. Туристы, в основном, приезжали из Швейцарии, Бельгии, Голландии, Швеции. Теперь – отовсюду, включая Россию.
По-настоящему кататься на горных лыжах я научился в Вербье. Пробовал и раньше, в Канаде, но возле Торонто, где я родился, гор нет, только холмы. Мои родители живут все там же, и мы с дочерью периодически ездим их навещать. Потом дочь отправляется заниматься шопингом. А у меня в Канаде есть работа – я веду фотосеминар в Британской Колумбии, в 6 часах езды на машине от Вистлера. Лучшая идея для катания в Канаде – арендовать кемпер и объезжать маленькие курорты вроде Red Mountain и Whitewater, каждый раз ночуя в новом месте.
Я не выдающийся лыжник, но я могу проехать везде. Выбора у меня нет, потому что мне нужно фотографировать. Когда мне было семь лет, дед подарил мне фотоаппарат с двумя объективами, как у Rolleiflex. Я учился фотографировать на нем. Следующую камеру – зеркальную – я купил, когда учился в колледже в Торонто. Она была полностью ручная. Пленку я проявлял тоже самостоятельно. Но фотографирование оставалось хобби до тех пор, пока я не переехал в Вербье. Здесь друг попросил меня снять его во время катания, и мы продали эту фотокарточку компании, производившей лыжи, за $200. Так началась моя карьера.
Конечно, в Вербье были фотографы и до меня. Но они лазили по горам и снимали пейзажи. А я первым начал снимать фрирайд так, как это делают сейчас. В Европе я был пионером этого направления, если говорить именно о «зеркалках». Вдохновение я черпал в довоенных фотографиях «пудры», висевших в «Горнолыжном клубе Великобритании» (Ski Club of Great Britain) в Лондоне. На них лыжники буквально слетали с гор по свежему снегу.
Запечатлевать такие моменты ручной камерой непросто. Нужно понимать, что ты делаешь, когда выставляешь диафрагму, выдержку и глубину резкости. Дополнительная задача – научиться снимать снег, который в зависимости от свежести отражает свет по-разному. Я постигал всю эту премудрость сам. Перешел на цвет, когда Kodak стал делать хорошую пленку. Получалось настолько хорошо, что к середине 70-х мои фотографии «пудры» Вербье стали появляться во многих журналах – британских, французских, американских, шведских. Получается, это я виноват в том, что Вербье стал так популярен у фрирайдеров.
Я больше не снимаю прорайдеров, потому что сейчас у каждого сноубордиста или лыжника есть друг с камерой, постоянно следующий за ним. И я переключился на летний треккинг, позволяющий работать с друзьями, а не с профессиональными спортсменами. В Вербье треккинг очень популярен, все горные приюты летом открыты, и люди перемещаются между ними. В прошлом году я ходил с друзьями в 9-дневный поход вокруг Монблана с восхождением, фотографируя по дороге. Ботинки и белье нам дала итальянская компания, одежду – американская, солнечные очки – французская. Снимки получились отличными, часть уже вышла в каталогах, часть выйдет в журналах этой весной. 174 км в длину, 11 км вверх и столько же вниз в общей сложности. Под конец мы все были счастливы вернуться домой, но этим летом собираемся повторить, удлинив маршрут. Всего я собираюсь в три таких похода.
Я бывал в России – в частности, катался с вертолета в Якутске по приглашению двух знакомых русских гидов. Наверное, я был первым иностранцем в тех краях. Когда возвращался, провел день в Москве, и она показалась мне необычным городом. Например, на Тверской какая-то женщина продавала янтарные украшения, одно я купил. Еще там был тип со старым рюкзаком, полным икры. Вечером мы пошли в бар для иностранцев, и русских гидов отказывались туда пускать. Нам пришлось подраться с фейсконтролем, чтобы они смогли с нами выпить.
Первые русские туристы в Вербье тоже были людьми неординарными. Не знаю, чем они зарабатывали столько денег, могу только вообразить. Но они жили в дорогих шале, ходили ужинать в дорогие рестораны, накупали лыжного оборудования на тысячи франков и перед отъездом оставляли все это прислуге. В каждой компании был босс и при нем специальный человек с пачкой банкнот по сто франков в кармане. Компания заказывала еду и в середине ужина вставала и уходила. Владельцы ресторана не волновались, потому что знали, что будет дальше – на следующий день приходил тот самый специальный человек, платил по счету и оставлял щедрые чаевые. Впрочем, я давно не слышал новых историй в этом духе. Наверное, кто-то сказал русским, что подобная манера вести себя вызывает не уважение, а смех. Но выделяются из толпы русские по-прежнему – особенно женщины. Вместо спортивной одежды они носят Gucci и туфли на каблуках. Местные богачи так не одеваются. Они выглядят, как мы с вами.
В Вербье, в отличие от Гштаада или Санкт-Моритца, приезжают кататься, а не пускать пыль в глаза. Раньше богатые люди, проводившие здесь каникулы, парковали на въезде свой Porsche или Audi и пересаживались в Subaru, потому что щеголять дорогой машиной считалось моветоном. Правда, в последнее время такого уже нет. Но никто из владельцев ресторанов или ночных клубов по-прежнему ничего не скажет о своих клиентах из числа селебрити. Здесь не принято. Где и как они отдыхают, никого не касается. Если появятся папарацци, их могут и выбросить из клуба. Автографы никто не раздает, за исключением разве что Джеймса Бланта. Я видел его за этим занятием.
